Любовь Попова: картины, биография художницы авангарда

Любовь Попова родилась в селе Ивановское под Москвой в купеческой семье, у ее деда со стороны отца было суконное дело. Возможно, когда Попова в 1920-е годы решительно ушла из станковой живописи в «производство» и создавала эскизы рисунков для тканей, это было в известной степени следствием генетической привязанности к ремеслу.

Но в то время, когда родилась Любовь Попова, ее отец - Сергей Максимович уже почти не занимался делом, а был известным меценатом, покровительствовал музыке и театру и представлял собой знакомый по образу Саввы Мамонтова характер просвещенного купца, который ничего общего л не имел с купцами «темного царства» Островского.      Недаром первые уроки рисования Любовь Попова получила у друга своего отца — художника К.М.Орлова. Ран­ние годы она провела в Ялте, там же училась в гимназии и только в 1906 году приехала в Москву, здесь она по­лучила среднее образование и поступила на педагогические курсы.

В 1908 году Попова, с детства приверженная искусству живописи, начала посещать частную художественную школу К.Ф.Юона, где познакомилась со многими художни­ками, в том числе с Надеждой Удальцовой. С сестрой Удальцовой — Людмилой Прудковской Любовь Попова несколь­ко позднее снимала мастерскую в Антипьевском переулке, однако по свидетельству самой художницы самостоятельная работа у них шла не особенно удачно, и около 1911 года они перешли работать на «Башню».

Это была первая в России свободная коллективная мас­терская, натуру здесь ставили сами художники, чаще других Михаил Ларионов, который тогда был признанным «ли­дером». Кроме Поповой там бывали Н.Удальцова, К.Зданевич, В.Барт, Н.Гончарова и другие. В этой среде было очень сильно увлечение примитивами и древнерусским искусством, молодые художники как бы заново открывали свое на­циональное прошлое. Не стоит забывать, что именно к этому времени относятся первые научные реставрации икон и они предстали во всем полнозвучии своих первоначальных кра­сок.

Интерес к иконописи, который в основном приписывается художникам-« неопримитивистам » — Ларионову и другим, был свойствен всем ищущим новых путей в искусстве.

В 1909—1911 годах Любовь Попова с целью изучения древнерусской живописи и архитектуры посетила Нов­город, Псков, Ростов, Ярославль, Суздаль. В 1910 году она поехала в Киев и здесь получила еще один импульс для свое­го творчества — она увидела монументальные росписи Врубеля в Кирилловском монастыре.

В том же 1910 году Любовь Попова побывала в Италии, где ее внимание привлекли итальянские примитивы, Джот­то и Пинтуриккьо.

И последний штрих в той большой и интенсивной работе, которую проделала Попова в постижении художественной культуры, — она познакомилась с собранием С.И.Щукина в Москве. В тот момент новым увлечением Щукина был Анри Матисс. Искусство Матисса стало тем ключевым зве­ном, которое связало в художественном мировоззрении По­повой прошлое и настоящее, Запад и Восток. Она не могла не оценить смелость новаторского языка живописи Матис­са и в то же время ощущала его связь с искусством средне­вековья.

Теперь Поповой стало ясно, где следует учиться живописи — в 1912 году она поехала в Париж, поехала уже зрелым художником: ее «Деревья» 1911 года качественно отли­чаются от ранних натюрмортов и пейзажей, которые она писала в студии Юона.

В Париж Попова отправилась вместе с Надеждой Удальцовой, которая впоследствии вспоминала об этом: «Попо­ва и я осмотрели все по возможности, начали искать мас­терскую. Мы предполагали работать у Матисса, но школа Матисса была уже закрыта. Мы пошли в мастерскую Мориса Дени, наткнулись на сидящего индейца с перьями на красном фоне, мы убежали. Кто-то сказал о мастерской «Ла Палетт» Ле Фоконье, пошли туда и сразу решили, что это то, что надо. Это было искусство построения, искусство фантастическое. Приходили один раз в неделю Ле Фоконье, Метценже или Сегонзак. Ле Фоконье говорил о больших поверхностях, о построении холста и пространства, Метцен­же говорил о последних достиженйях Пикассо. Это была эпоха классического кубизма».

Любовь Попова серьезно работала в мастерской, проводила много часов в Лувре и музее Клюни. Она жила в Париже в пансионе мадам Жанн, где в основном останавливались русские и где был даже «русский стол*, там в это же время жили Борис Терновец и Вера Мухина, которые учи­лись скульптуре у Бурделя.

Попова отличалась общительным характером, она быстро подружилась с Мухиной и, вторично приехав в Париж в 1914 году, совершила с ней путешествие в Италию.

Зимой Любовь Попова работала в мастерской В.Татлина в Москве. Татлин также в 1914 году приехал в Париж и встретился там с Поповой. Художница снова окунулась в особую атмосферу парижской жизни и искусства, но когда она встретила своих друзей по Ла Палетт, ей показалось, что они «никуда не ушли», те же, что и «в прошлом году». Сама же Попова переросла «Ла Палетт», она посетила коллекцию Уде, где видела работы Пикассо и Брака, и те­перь ориентировалась на поиски Пикассо. И если компози­ция Поповой «Две фигуры» 1913 года, которая была ее дебютом на выставке «Бубнового валета» 1914-го, носила следы воздействия Метценже, в частности его картины «Синяя птица», то уже в последующих работах она при­ходит к более углубленному пониманию системы кубизма.

«Портрет философа» (1915) отличает большая сдержан­ность цветового решения, динамическая композиция по­лотна строится чередованием звучных плоскостей цвета и на­пряженными ритмами «выпуклых» линий, которые создают угловатый живописный «рельеф» на поверхности холста. В композицию включены надписи и цифра «32» — это своего рода номерной знак, обозначающий картину как «вещь», вроде фабричной марки.

Стоит обратить внимание на особенности понимания ку бизма Поповой. Ее привлекал мир вещей, выявление воз­можностей, заключенных в самом материале, имеющих точ­ный адрес: если она пишет натюрморт с посудой, то это «Жестяная посуда» (1913); если предметы — то «Предметы из красильни» (1914).

Ее интересовал механизм, скрытый за внешней оболочкой формы; в 1915 году она создала несколько работ «Часы» — довольно распространенный сюжет в кубистической и футуристической живописи, как символ времени — четвер­того измерения, вводимого в пространственное искусство. Попова же не довольствуется знаковым обозначением ци­ферблата, она показывает «внутренности», сцепления вин­тиков и колес, ее завораживает произведение человеческих рук — чудесная машина. Эта, может быть, немного наивная, но искренняя вера в техническим прогресс не может не подкупать в картинах Поповой.

Однако настоящий расцвет деятельности Поповой — кон­структивиста и производственника, строителя новых форм «бытования» людей — наступил после революции. Она приняла живое участие в перестройке всех форм жизни и быта: оформляла массовые революционные празднества, создавала плакаты, делала макеты книг, эскизы моделей одежды, рисунки для текстиля, была одним из основате­лей школы отечественного дизайна.

Помимо практической работы Попова преподавала в Государственных высших театральных мастерских, где у нее учились многие деятели советского искусства, в том числе кинорежиссер С.Эйзенштейн. Этими мастерскими руководил Вс.Мейерхольд, в его театре Попова осуществила постановки: «Великодушный рогоносец» (1922) и «Земля дыбом» (1923), которые вошли в историю театрально-декорационного ис­кусства.

Любовь Попова также преподавала во Вхутемасе на ос­новном отделении, активно участвовала в диспутах в Ин­ституте художественной культуры. Ею поддержан призыв заменить станковое искусство — производственным, выдви­нутый «производственниками» и конструктивистами в Ин- хуке в 1921 году. Причем, в отличие от многих деятелей той романтической поры, которые шли в производство лишь «теоретически», Любовь Попову не удовлетворяли полумеры. Последние ее работы были выполнены для первой ситце­набивной фабрики — рисунки для тканей, декоративных и практичных, не потеряли качества «современности» и по сегодняшний день. По свидетельству своих товарищей по Лефу — Маяковского и Брика, она находила в этой ра­боте подлинное удовлетворение.

Еще в 1914 году Любовь Попова писала: «Значительное все-таки существо человек: стоит ему перестать работать, как вся жизнь останавливается, города делаются совершен­но мертвыми, а заработали люди, и город живет. Страш­ная какая сила — человеческая работа».

Е.ДРЕВИНА

Картины Поповой

«Простанственно-силовое построение»

«Живописная архитектоника» 3

«Живописная архитектоника»

«Путешественник» 1916 г.

«Композиция с фигурами» 1914-15 г.

Линейная композиция

«Живописная архитектоника» 1918 г.

«Человек + воздух + пространство» 1912 г.

«Натюрморт с гитарой» 1915 г.

«Пианист»

«Кубический городской пейзаж» 1914 г.

«Пространственно-силовая конструкция» 1921 г.

«Натюрморт с подносом»

«Бакалейная лавка»

«Живописная конструкция»

Эскиз костюма к спектаклю "Балда"

Эскиз костюма к спектаклю «Великодушный рогоносец»