Ешё несколько слов против гламура в искусстве и месте художника

4 письма в защиту права искусства на самоопределение и жизнь в себе.

1. Ответ одной даме из и-нета.

Искусство, когда оно доходит до предельной грани, требует высочайшего мужества, жертвы, самоотдачи, внутреннего зрения, чувствительности медиумической, безсеребренничества, духовного опыта, предчувствия, чувства иерархии, осторожности и в то же время готовности к "безрассудству". Доверие и надежда потребны на уровне религиозного самоотвержения. Потому что настоящее, высшая форма искусства - это и есть служение Высшему, духовная светопись, музыка, поэзия божественных сфер.
Мало уметь делать что-то руками, ногами, телом, языком или чем иным, надобно, сказать что-то очень важное, а не просто новое. Не складывать привычные слоги - а новые языки открывать.

Наши мысли текут в разных направлениях, по разным руслам, поэтому и не смешиваются, чтобы быть принятыми.
Дело не в том, что этим людям не следует заниматься творческими занятиями, только подразумевающими занятия искусствами. А в том, что при всей гуманности этих занятий и всей удивительности внешних результатов, это всё же будет суррогат того, что на самом деле есть и чем должно быть искусство вообще. Как морковный кофе хоть и называют "кофе", но он всё же, принципиально, - не кофе.
Пусть они занимаются чем угодно, но только давайте не будем это называть искусством, чтобы не вводить в наивное заблуждение дилетантов, всякого рода симпатизирующих и, как говорили во времена НЭПа, сочувствующих. У всего есть свой гамбургский счет. Честнее вещи называть своими именами, а не придумывать им благородные маски их патронов.

2. ответ другу:

Искусство для художника, так я мыслю, - лишь отчасти выражение себя. И, чем меньше себя, тем лучше для искусства.

Не стоит, однако, путать "искусство в себе" и "себя в искусстве". От этого ваши страдания и происходят. Амбиции хороши для юношей, а зрелый муж умаляется в своем таланте. Все истинно великие скромны, когда дело касается общественных, публичных оценок, но сугубо справедливы до вызова обществу, объявляя наличие своего гения, когда дело касается природы самого искусства. Потому что этот дар нередко выше личных оценок и личных качеств художника. Вспомните незабвенное, сальеревское: "О, Моцарт, Моцарт, - ты не достоин сам себя!"

Наполнение сакральным не происходит по личному выбору, требуется избранничество. Оно приходит иной раз и через страдание, иной раз через рождение, иной по судьбоносному и добровольному выбору. Это важно. Ваш выбор и ваше мужество. Говорить правду искусства данным вам талантом, не исхищая чужого, неудобного и несносного.

Что вы скажете - дело силы горения в жертвенном огне. Если цели земные, тогда и награда вам земная будет.

Истинная благодетельность в этом смысле, по Канту: не ждать никакой оценки и благодарности, быть готовым к незаслуженным упрекам и даже изгнанию. Вот порою - цена позднейшей известности и величия в искусстве.

3. Ответ на комментарий к моей реплике в защиту искренности и чистоты в искусстве:

Заниматься средствами искусства и создавать искусство не одно и тоже.
Брейк и рок-н-ролл как жанры - не искусство, это мастерство. Другое дело, что мастерство может достигать уровня искусства, не являясь таковым.
Слово уродство употребил в прямом его значение, значении отклонения от естественной природы вещей. (Отчего у нас стало правилом бояться русских слов и пользоваться политкорректными заменителями. Пушкин не стыдился называть своих внебрачных детей ублюдками, не вкладывая в это слово уничижительно оскорбительного значения. Он только констатировал их социально-правовое состояние. Он же не намекал своему визави, что они уроды.)
Относительно понятий. Сейчас время множественных смешений, эклектики и действительно - "сумбура вместо музыки". Но это внешнее восприятие. Многое новое уже народилось, есть и существует, но недоступно сознанию масс.
Так вот, стало принято называть искусством всё, что попало (язык без кости, потом это часть пиара и самопиара, - такая давит субкультура), но!
В этом всё и дело. Большинство этих занятий не искусство. Не каждый, занимающийся предметом "искусство", в глубине души знает, что это такое, и часто понимает это превратно. Но бывает и иначе, что составляет скрытую боль многих "художников" (общий термин), то, что они с грустью и внутренней обидой понимают, что никогда искусство в них не жило, никогда вершин его они не достигнут. Это страдание Сальери.
А вы говорите 1% таланта, 99% труда. Если бы было все так просто - Сальери был бы счастливым гением. Но всё как раз наоборот.
Можно научить лепить, как факт действия, но что при этом выйдет?
Ведь даже божественный мастер Роден - так его ценили современники, сейчас уже очевидно архаичен, наивен идеологически, физиологически формален. А не прошло и полторы сотни лет. А Бранкузи с его "Поцелуем" - гениально провиден, удивительно современен в ХХI веке. Тот же Бранкузи говорил Модильяни, что Роден погубил искусство. Т.е. соблазнил последователей идти в неверном направлении.
Так вот. Что может человек с сильнейшими ограничениями против его собрата, физически нормального (пусть условно, как все мы условно здоровы), талантливого от рождения, впитавшего в себя весь вал, всю толщу культуры прошлого во всех его проявлениях (в той или иной степени совершенства), каждый день работающего, думающего, страдающего не от физ. недостатков, а от страстного бега за совершенством.
Допускаю, что могут быть медиумы. Но без трансляторов, которые невольно, или сознательно, могут, и будут искажать информацию, обойтись будет трудно.

4. Памяти Андрея Тарковского. Ответ Кофырину.

Николай! вы задаетесь вопросом: как бы сейчас чувствовал бы себя Тарковский, какие бы фильмы снимал, снимал бы вообще?

Думаю, что этот вопрос и размышления о нем интереснее и важнее по теме всего остального, что вы подняли как сегодняшнюю проблему культуры и искусства. Проблема мастера, положение талантливого человека в профессии, тихий голос гения в кричащей толпе.

Размышляя об этом, прихожу к заключению, что свободнее, легче талантливым людям не стало. Не было бы легче и Андрею Тарковскому. А зная его ранимый, чуткий и бескомпромиссный характер, понимаю, что было бы труднее, если бы пришлось ему начинать свой путь теперь молодым - всё с нуля, всё с начала. Был бы у нас теперь молодой режиссер Тарковский или он стал бы иным? Очень многое говорит о том, что уверенности в первом результате у нас мало. Тому пример то, о чем вы пишете относительно современного состояния кинематографа. Но есть и другое. Мне приходится слышать со стороны и самому наблюдать в своей практике, что мэтры профессии, выдающиеся мастера своего дела, могущие сказать своё новое слово в искусстве, стоят на обочине как молоденькие девочки, только спросу на них нет. Не нужны они в своём мастерстве - невыгодное и срамное сравнение для тех, кто в фаворе и кто стоит на гребне волны, купаясь в лучах успеха (часто только материального или корпоративно подогретого СМИ). На днях слышал высказывание режиссера Владимира Меньшова о том, что молодое поколение не воспринимает современное отечественное кино, оно его не знает и знать не хочет. Это кино никак их не затрагивает. Ну, вроде как есть симфоническая музыка, но она не для них, как пространство параллельного мира. И это, как не жаль, правда.

Вот пример. Я преподаю графический дизайн в вузе. Ко мне поступают вполне воспитанные и нередко весьма обеспеченные молодые люди, в основном девушки (пропорции ужасающие - на 13 студентов два парня и те увальни). Идут консультации, я нередко привожу примеры из кинематографа, спрашиваю: Тарковского знаете? - нет говорят. Может что-нибудь смотрели (перечисляю фильмы, намекаю на фабулу сюжетов) - нет. Может Алексея Германа видели, хоть что-нибудь? - Нет. Понимаю, так дело не пойдет, устраиваю им просмотры, даю новое, рискованное задание на создание динамических шрифтов для фильмов. Кафедрал возмущен, меня наказывают приватно лишая зарплаты. Скандал, зарплату после скандала выплачивают с месячной задержкой. Но ребята делают своё дело, показывают результат, и, о чудо, кафедра приятно удивлена, чуть ли не овация в зале, готова поменять планы программ. Потому что новация имела серьёзный подход, желание было вдохновлено прекрасными примерами. Попытка, хоть и рискованная, но всё же очень полезная для молодых художников-дизайнеров.

Позиция вторая этой проблемы. А есть ли времена, когда талантливому, гениальному от харизмы человеку легко твориться и живется? Я таких времен не знаю. Каждый раз кажется, что вот теперь-то самое трудно для этого время. Потому что талант, как писал ещё Иван Ильин, может продаться, служить конъюнктуре, гений нет. Если такое случается, гений угасает, дар истаивает, судьба отворачивается. Гений не выносит предательства. Спасает только избранничество, а оно есть крест. Об этом и писал А. Тарковский: "носитель таланта ничтожен как раб... как наркоман, как люмпен", - имея в виду, если я правильно его понял, не только отношение социальное к таланту, но и внутреннюю зависимость, а это важнее, талантливого человека от характера  качества своего дара. Только здесь не столько соглашаешься, сколько хочешь дополнить или уточнить эту фразу. Если раб - то, как рабочий идеи, смысла и метазадания, если плантация - Божий сад, благословенное поле, даже если это поле - заброшенное болото, тогда подвиг творца в том, чтобы и болото превратить в сад, или найти этому болоту оправдание и применение во благо. Наркоман - только от искусства, когда искусство в высших проявлениях и сама красота воплощения смыслов и идей есть художественный наркотик воплощения. Люмпен - тот, у кого нет никакой собственности, ничего ему не принадлежит, даже талант - это дар, данный взаймы, напрокат до времени и часа вызова на Суд, - высший суд. От этого лоснящиеся от достатка отечественные фавориты от искусства мне всегда были сомнительны. Что-то в этом есть эклектическое, ложное. Может быть я не прав. Но трудно преодолеть такое выражение ума и сердца. Потому что мир во зле лежит, и фаворит этого мира не может оставаться бескомпромиссным, получает свою дозу социального и властного конформизма, свою долю цинизма и своё тавро собственности на плечо.

Поэтому трудно таланту, оттого невыносимо случается гению в этом мире. Он соль земли, но он и язва на его сытом или глухо-слепом теле. Пишет, снимает, рисует такой гений болью. Срывает маски приличия и социальной лжи, говорит и вторит как Кассандра, что Троя, безумная и прагматическая одновременно, самодовольная Троя сгорит, - такова воля богов. И гений - это человек, который не может молчать, потому что пожар уже плещет в его очах, пепел этого пожара стучит в его сердце.

Поэтому взгляд из-за смерти, как говаривал М.Шварцман, есть истинный взгляд на достоинства этого мира, на его красоту и хрупкость.

У Тарковского этот взгляд был, и был острый нерв, отсеивающий настоящее от подделки - зерна от плевел. За это, и не только за это мы его любим. Любим за поэтичность, за космизм, за взгляд, которым смотрит Бог на то, как идут "охотники на снегу" (П. Брейгель), как слетает ворона с ветки зимнего дерева, как садится птица на руку человека. У Тарковского деталь всегда принадлежит целому, свидетельствует большее, всегда визуальный знак и символ. Поэтому его киноязык заставляет думать, переживать, входит внутрь сердца.

За это ему спасибо. Думаю, всё ещё устроится к лучшему. Порукой тому вера и наши усилия.

… На сайте «Пульс творчества»:

Называть тот текст Кофырина завещанием Андрея Тарковского я не рискнул, так как никакого завещания в том тексте не обнаружил. Есть память о великом режиссере и талантливом человеке, есть выражение проблем современного отечественного кинематографа, есть несколько вырванных из контекста написания цитат мэтра и в завершении стихи Кофырина и его видеоролик в подражание Тарковскому.. Хорошо ли Тарковскому от этого? Нужно ли ему всё это? Думаю, ему уже всё равно. Это нужно не ему, это нужно нам. А вот доза того, что нужно нам не должна быть ни истерической, ни витийной. Пусть будут рефлексии, даже подражания, даже ремейки, Бог с ними, - но пусть они будут тоже талантливы и свободны, а не скованы формой и рабской любовью-привязью. Не хочу никого обижать, но так мало наблюдаешь и находишь самостоятельности в тех, кто подражает самостоятельным. Это тоже проблема, но не глобальная, а частная. Возможно, преходящая и преодолимая.

Нужно творить честно, не мечтая о выгодах этого мира, о сладком куске пирога, который оторвешь тогда, когда заставишь всех себе завидовать.

... Боже, чему у нас завидовать?! Нищета и низость, жалкость, убожество и мелочность в столь многих проявления, что посмотришь, вся жизнь в мелочах разменялась, всё мелочь, всё медные гроши. Мы нищие духом. И потому мы взываем о помощи, только одни уповают на князей мира сего, другие на гордый умысел, третьи, - от всего отвернувшиеся, подымают очи к небу и вопрошают в него. А меж тем, небо наше кроется в сердце нашем. А вот туда мы заглядываем редко как в старый ветхий чулан, где всё ненужное и неактуальное храниться про запас, на всякий случай.

Настал случай! Открывайте двери!